Заседание семинара по социофизике
д.х.н., проф. С.Г.Кара-Мурза
(Институт социально-политических исследований РАН)
Добавления к модели кризиса
Тезисы доклада
1. С каждым новым витком
кризиса приходится обновлять представления. В 90-е годы еле успевали
зафиксировать новые формы кризисов. Самые грубые догадки об их структурах
касались разных кризисов порознь. Сейчас уже необходимо обдумать не
злободневные события и прогнозы, а исторические, социальные и культурные
условия, которые соединили все частные кризисы и толкнули систему нашего
жизнеустройства в коридор, с очень большой вероятностью ведущий к катастрофе.
Новый этап нашего кризиса –
катастрофа Украины – заставляет искать новые предположения и объяснения.
2. К середине 90-х годов
наощупь пришли к выводу, что наше сознание блокирует эссенциализм – вера
в наличие в основе общественных явлений некоторых устойчивых сущностей,
отвечающих объективным законам исторического развития. В когнитивной структуре
советской гуманитарной интеллигенции была сильна склонность к гипостазированию.
Эта сторона нашей культуры, видимо, пока что не была глубоко изучена, но кризис
90-х годов побудил поднять этот вопрос.
Так, представление о
советском человеке было проникнуто эссенциалистской верой в устойчивость его
ценностной матрицы. Это представление о человеке у нас до сих пор сохранилось.
Мы часто слышим рассуждения о "национальном характере", "русском менталитете",
"соборности" и.т.п., а на деле пришли "Горбачев с Ельциным" – и быстро
нейтрализовали и русский характер, и советский менталитет.
Опыт показал, что человек
гораздо более пластичен, чем предполагала антропология модерна. В процессе глубоких
социальных изменений происходит быстрое "переформатирование" ценностей,
рациональности и образа действий больших масс людей.В России за
последние двадцать лет они пришли в такое состояние разума и совести, что почти
все общественные институты перестали выполнять свои привычные функции. Возникла
система порочных кругов и лавинообразных процессов разрушения и деградации. Пусковым механизмом этого цепного процесса стала
"культурная травма", которая была эффективно использована.
К концу 90-х годов
болезненное преодоление эссенциализма, унаследованного от натурфилософии и
истмата, привело к выводу, что главное условие, вскормившее кризис –
дезинтеграция народа (нации) и общества. Это были советский народ и общество,
но технологии их демонтажа разрушили главные механизмы воспроизводства связей
любого народа и общества. Сохранилась россыпь кланов и малых групп, а также
криминальные сообщества. Механизмы их воспроизводства были меньше уязвимы в
перестройке и реформе.
3. Кризис на Украине перешел
многие новые пороги. Представляется, что для данной темы неприемлемо исходить
из установок эссенциализма – искать причины в "украинском характере" или в
травмах I или II Мировых войн, в Запорожской Сечи, петлюровщине, махновщине или
бандеровщине. Если на "Майдане" и можно найти какие-то элементы стиля этих
движений, то сегодня это инструменты инсценировки, взятые из подручного
культурно-исторического запаса.
В подобные инсценировки едва
ли не более глубоко погрузилось российское общество с его культом "белой
гвардии", захоронением с хоругвями эсера Каппеля и пр. В политическом насилии
Россия до последнего времени была впереди Украины: расстрел Верховного Совета
РФ в центре Москвы, две чеченских войны – этого нельзя забывать, и никому не
приходило в голову объяснять эти феномены "русским характером" или
"генетической памятью" о Чапаеве или Шамиле.
Майдан и массовая русофобия –
продукты постсоветской политики и культуры. Заинтересованные силы начали
производить эти продукты из нормальных, но "контуженных перестройкой" советских
людей, бывших пионеров, комсомольцев и коммунистов, выпускников университетов,
партийных школ и военных академий – без всяких мутаций или зомбирования.
Политизация этнического
чувства на Украине даже в конце перестройки была еще очень слабой. Вот вывод
исследований 1989-1990 гг.: "Наибольшую значимость этих [этнических] вопросов
выразило население Прибалтийских республик (максимальное значение – 23%,
минимальное – Украина – 6%)… [На Украине] кроме гуманитарной интеллигенции (писателей,
журналистов, педагогов) этими вопросами мало кто встревожен… Проблематика “крови
и почвы” волнует преимущественно националистические почвенные группы. … В целом
их позиция мало значима для основной массы населения (на Украине этот пункт
анкеты получил наименьшее число голосов – 1%; близкие данные по Казахстану –
2%)".
Еще
в середине 1990-х годов население Украины имело устойчивые просоветские
установки, гораздо более определенные, чем в РФ. Более того, сравнительно
недавно русские и украинцы вместе составляли ядро армии, которая выиграла ВОВ.
В числе погибших солдат и офицеров в войсках СССР русские и украинцы составляли
83% (5,76 млн русских и 1,38 млн украинцев). При этом в той войне на Украине
захватчиками было преднамеренно истреблено мирного населения 3 091 987
человек, из них детей 73 887 (только в Ровенской области убито 25 тыс. детей).
Тем
не менее, значительная часть украинцев всего за 10-15 лет была индоктринирована
в ненависти к русским и России. И тот факт, что этот сдвиг произошел вопреки интересам
жителей Украины, без внятных оснований и без всякой враждебности со стороны
русских – чрезвычайно важный культурный феномен, до сих пор никак не
объясненный. Он говорит о такой степени лабильности и уязвимости духовной сферы
человека, которую наша культура не могла и представить.
Возникает
вопрос: а что станет с мировоззрением населения России, если за него возьмутся
как следует те же "инженеры человеческих душ", что поработали на Украине?
Надежны ли защиты массового сознания, которые выстроили государство и общество
постсоветской России?
4. Культурные кризисы со
сдвигами в системе ценностей происходят в результате сильной культурной
травмы. Такая травма дестабилизирует рациональное сознание, и вся духовная
сфера переходит в состояние неустойчивого равновесия, возникает "подвижность отношений и правил".
Это – точка бифуркации, когда
вся система "народных чаяний" может быть при малом усилии быть сдвинута в иной
коридор. Для этого всегда имеются исторические предпосылки, но не они – причина
неожиданных изменений вектора мыслей целых народов. Катастрофическое изменение
системы – вот что порождает такие необычные выбросы энергии, которых никто не
мог и вообразить. В состоянии неустойчивого равновесия
"все старое начинает раскачиваться, а все новое, еще неопределенное, заявляет о
себе и становится возможным" (С. Московичи. "Машина,
творящая богов").
Бесполезно подыскивать
прототипы этих явлений в истории и считать, что носители этой странной энергии
уже имелись в виде личинок и куколок, и их только надо было "разбудить". На мой
взгляд, это представление глубоко ошибочно. Катастрофическое изменение системы
– это взрыв, подобный космическому, который порождает во Вселенной новую
материю и энергию, а в обществе в этой взрывной фазе "выбрасывает" необычных
людей, которые мгновенно объединяются в сообщество нового типа.
С. Московичи писал о важной
идее М. Вебера, которая, видимо, не была разработана. Он обдумывал процесс
возникновения нового общества как формирующейся
системы. По словам Московичи, "этнологи и историки заметили, что именно тогда
появляется очень плотная и напряженная сфера отношений, которую Вебер называет in
statu nascendi (т.е. в состоянии возникновения). Здесь возникает
нечто “совершенно другое”, несоизмеримое по своей природе с тем, что
существовало раньше; нечто, перед которым люди отступают, охваченные страхом".
Московичи подчеркивает, что эти инновации ("харизма")
имеют не историческую природу – "не осуществляются обычными
общественными и историческими путями и отличаются от вспышек и изменений,
которые имеют место в устоявшемся обществе". Люди, "порожденные" катастрофой,
действительно необычны, своими идеями разрушают прежний порядок и часто гибнут.
Революция пожирает своих детей.
Московичи проводит такую аналогию: "Харизма подобна
своего рода высокой энергии, materia prima, которая высвобождается в кризисные
и напряженные моменты, ломая привычки, стряхивая инерцию и производя на свет
чрезвычайное новшество". Более того, он считает, что такие вспышки и изменения
в обществе мотивируются не экономическими интересами, а ценностями: "Харизма —
это “власть антиэкономического типа”, отказывающаяся от всякого
компромисса с повседневной необходимостью и ее выгодами… харизма обнаруживает
эмоциональную нагруженность, напор страстей, достаточный для того, чтобы выйти
из непосредственной реальности и вести иное существование".
Попытка власти экономического
типа (условно, "олигархов") институциализировать харизму всего спектра
возникших в ходе катастрофы СССР новых общностей имеет мало шансов на успех и
на Украине, и в России. Скорее, они с помощью Запада задушат ростки новых
обществ – кого голодом, кого сытостью. Сейчас это проще сделать, чем в
древности (но все же непросто).
На мой взгляд,
понятия и аналогии Вебера и Московичи гораздо адекватнее тех представлений,
которые обычно употребляются у нас для объяснений явлений типа краха СССР и
того, что мы наблюдаем сегодня на Украине. Как мы видим, очень часто такие
инновации становятся бедствием целых народов.
Что касается
Украины, то, похоже, взрыв Майдана осени 2013 г. привел к выбросу нескольких
сгустков "необычной материи", захватив и Россию, приведя их к столкновению.
Историческая задача – "институциализировать харизму", ввести энергию взрывов в
рациональные рамки, но созидания, а не мародерства. Об этой фазе как раз много
рассуждал Вебер и, кстати, огромный опыт "обуздания взрыва" был накоплен в
русской революции 1917 г. Возможно, этот опыт помог в России дезактивировать
взрывную энергию 1993 года.